Мое военное детство

Не прошла беда и мимо моей малой родины — станицы Новолокинской. Хочу заметить, что это окраина Краснодарского края, северной его стороны. Вдоль станицы протекает река Калалах (Калалы), которая делит ее на две части и определяет границу Краснодарского и Ставропольского краев. К нам немцы пришли по трассе «Ростов-Ставрополь». До станицы докатился гул тяжелой техники. Он приближался и нес с собой тревогу. Самолет сбросил две бомбы на переправу, они разорвались, оставив глубокие воронки, не попав в цель. Видимо, переправа была необходима, и бомбы немцы сбросили для внушения страха. Через переправу проскочили три наши «полуторки», преследуемые немецкими мотоциклистами. За станицей фашисты две машины расстреляли из пулеметов, а третья, свернув в кукурузу, ушла.

Немцы в станице

Когда фашисты уехали, женщины вытащили из машин обгорелые тела водителей, чтобы похоронить на окраи­не станицы. Во время похорон к ним подъехали другие немцы. Станичницы боялись, что их тоже расстреляют, но их не тронули. Немецкие танки с пехотой на броне бороздили улицы, изучая станицу и выясняя, нет ли кого подозрительного. Убедившись, что угроз нет, они сосредоточились на окраине северной стороны. Наше подворье было четвертым от края. С обеих сторон участки пустовали, и фашисты загнали туда танки и бронемашины.

В нашей хате и в следующем дворе обосновались танкисты. Вся северная окраина станицы была заселена оккупантами. Днем они ездили на мотоциклах по населенным пунктам Ставрополья в поисках провизии — скота, птицы. Ночами пили, до обеда спали. Наших кур они съели, маму заставляли доить корову по нескольку раз в день. Мама вставала до рассвета и уводила корову в лесополосу. Нет буренки на глазах — и нет требований: «матка молеко», но вечером они все же приходили за молоком. Однажды, пока мама доила корову, немец, в ожидании молока, завел с ней беседу и сказал, что у него там, в Германии, двое малых деток. Потом спросил: «Муж пух-пух, воюет?». Мама не созналась, сказала, что он угнал колхозный скот в горы. На самом деле отец был на фронте. Отца и его старших братьев Макара и Федора, маминого брата Гаврилу демобилизовали в начале войны. Немцы взяли Харьков, и связь с отцом прервалась. Это угнетало маму. Но как-то она узнала, что с приходом немцев вернулся домой станичник, которого отправили на фронт с нашим отцом. Мама пошла к нему. Оказалось, что он дезертировал и теперь служит у немцев полицаем, об отце сказал, что были не вместе. Много солдат погибло под Харьковым, много попало в плен. После этого мама совсем пала духом, стала часто болеть.

Вася-партизан

Тут вскоре произошел такой случай. Василий — мой 12-летний двою­родный брат, в чьем доме стояли немецкие офицеры, забрал из кобуры одного из них пистолет, когда те спали, и ушел с ним на речку. Разъяренный немец, дождавшись мальчика, схватил Васю, извлек у него из-за пазухи свое оружие. Фашист взвел курок и наставил ствол ребенку в лоб. Но выст­рела не последовало, так как Вася с друзьями все патроны расстрелял. Немец схватил его за волосы, и стал кричать: «Партизан!».

Вася был очень испуган, немец же быстро пошел в дом. Все это видел и слышал сосед Александр Столбов. И когда немец вошел в дом, он сказал Васе: «Спрячься и не показывайся, пока я тебя не позову». Мальчик шмыг­нул в кукурузу. Из дома вышел немец с автоматом, Столбов пошел ему навстречу, приветствуя на немецком языке. Столбов — участник Первой мировой, был тяжело ранен, попал в плен. Какое-то время находился в Германии, поэтому имел небольшой навык общения на немецком. Он-то и сумел убедить немца, что мальчик не партизан, что взял оружие без злого умысла, просто захотелось пострелять. Мол, разве мы такими не были? Увел немца к себе, там его хорошо угостил, этим и спас Васю. Дней десять Столбов не отпускал Васю домой, боясь, что тот снова взбесится.

Казаки не предают…

В начале войны фашисты были уверены в том, что казаки не будут воевать за власть Советов, которая на протяжении многих лет их уничтожала. Немцы сбрасывали с самолетов листовки в виде цветных открыток, на которых на одной стороне был текст о привилегиях казакам от Германии пос­ле победы, если они не будут воевать за коммунистов. На лицевой стороне листовки — цветная иллюстрация. На одной Гитлер на тройке серых в яблоках красивых лошадях, одетый в добротный тулуп, играет на баяне и напевает: «Моск­ва — моя, страна — моя», на другой листовке — Сталин на худой и хромой лошадке, не бритый, в рваном полушубке, играет на гармошке и напевает: «Послед­ний нонешний денечек!». Но фашисты не учли того, что русские, а казаки тем более, в трудную годину отбрасывают всякие обиды. Это становится не главным. Корень казака — в защите Родины от чужеземца, независимо от того, какая на тот момент существует власть.

Вражеский шоколад

Однажды рано утром зарокотали моторы, задрожала земля в подвале. Немцы выгоняли танки и строили их в колону вдоль улицы. Было всем понятно — они покидают станицу, но что побудило их к этому, мы еще не знали. На окраине станицы на противоположном берегу тоже стояла их воинская часть. Когда немцы перегоняли технику с правого берега на левый, на мосту произошел взрыв. Кто его заминировал, так и осталось неизвестным. Одна машина с орудием упала в реку, так там и осталась. Взрыв моста задержал на какое-то время выход немцев из станицы, так как технику пришлось перегонять на другую переправу. В промежутке к нам в подвал спустился пьяный немец, он был не из рядовых. Извлек из кармана несколько шоколадок, позвал нас жестом, чтобы мы их взяли. Но мы не подходили к нему. Это его рассердило. Он бросил шоколад нам под ноги, передернул затвор и за­орал: «Бери, рус швайн!». Мама сгребла нас в кучу и легла, накрыв собой, истошно плача. Немец постоял немного (нам это показалось вечностью), повернулся и ушел. Мама, да и мы тоже, запомнили это на всю жизнь… Шоколадки потом мама выбросила.

Тогда мы считали: немца взбесило, что дети побрезговали брать шоколад из его рук. Теперь знаем, что он пришел к нам уже взбешенным, так как знал об освобождении нашими вой­сками Сталинграда и понимал, что им придется отступать, сдавать территорию и нести потери. А то, что русские голодные дети не взяли из рук врага подачку, сработало как детонатор.

После ухода немцев мы снова стали жить в своей хате. И наконец, получили долгожданное письмо от папы из Сталинграда, он был в госпитале с пулевым ранением.

На побывку

После госпиталя ему дали отпуск с выездом домой для выздоровления. Путь ему предстоял неблизкий. И вот станция Песчанокопская, до станицы Привольное пять километров, поворот влево и вот — родная земля. Волнение охватило душу. Но вдруг из заросшего бурьяном поля стали выходить волки. Отец снял карабин с плеча, передернул затвор, но волков становилось все больше. Он успел подумать: «Вот и пришел домой…».

Но инстинкт самосохранения все же сработал: отец достал из кармана чекушку с бензином и самодельную зажигалку, которую солдаты называли в шутку «катюша», промочил носовой платок в горючей жидкости и поджег бурьян. Трава с треском загорелась. Волков как ветром сдуло.

Домой отец добрался ночью, а утром племянник Вася ему рассказал, что в станице остались пять немцев и два полицая из местных, вооружены автоматами.

Опасность была велика. Отец проводил дома только ночи, рано утром уходил на речку. Там, в камышах, взять его было сложно. На шестой день в полночь отец ушел в Песчанокопскую, потом вернулся в Сталинград.

Отец прошел всю войну, получил второе ранение, был комиссован, работал на восстановлении Сталинграда, потом Севастополя. Демобилизовался в 47-м году. Был награжден тремя медалями: «За взятие Сталинграда», «За отвагу» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

Из тех, кого призвали в июне 41-го из станицы Новолокинской, которые прошли от Киева до Сталинграда, а потом обратно, вернулось домой 12 человек. Четверо — без ноги, двое — без руки, да и остальные были «мечены», некоторые имели по нескольку ранений. А ушло на фронт их тогда не менее полусотни.

Есаул Ситников.

Ст.Темижбекская.

На фото: 1. Есаул ККВ Ситников; 2. Гаврила Михайлович Скребцов (брат матери), Федор Алексеевич Ситников (дядя), Дмитрий Алексеевич Ситников (отец).