Боец из Кавказского района Максим Ушаков во время штурма вынес с поля боя товарища и единственный из бригады вышел невредимым

Штурм лесопосадки под Спорным начался в три часа ночи. Каждое действие бригады, в состав которой вошел Максим Ушаков, фиксировал дрон. Именно это видео стало основой для новостного сюжета от 6 мая на телеканале «Россия». Максим показывал мне этот репортаж, комментируя: «Вот я и ребята едем на «бэхе» (от ред. — БМП, боевая машина пехоты), через секунду в нее попадет снаряд, и мы дружно оттуда вылетаем. В репортаж не вошел. Вот идем на штурм. Лесопосадка длиной 700 метров. Перебегаем от воронки к воронке. Вот очень грамотный танкист, «Сепар». Он уже давно воюет, местный, луганский».

Максим родился и вырос в хуторе Внуковском Привольного поселения. Парень крепкий, прошел срочную службу в войсках спецназначения. У него трое детей, счастлив в браке. Но в феврале прошлого года его ничто не смогло удержать дома — отправился добровольцем в отряд «Барс-16». Шел целенаправленно в казачье подразделение, там же воюют его отец и брат.

— Толком не знаю, что сказать… почему пошел. Спонтанное решение. Просто пошел. А мне если в голову что взбрело, то уже никакие уговоры не помогут, — пожимает плечами Максим.

Он выбрал себе опасный и призрачный позывной «Химера». Боец с благодарностью вспоминает инструкторов, которые обучали их, «первоходов» в подготовительном лагере. Он был направлен в медицинскую бригаду. За месяц отлично «подтянулся по медицине», но и тренировался вместе с остальными десантироваться с «Уралов», вести диверсионные действия в лесополосах, штурмовать в черте города. Попав на передовую под поселком Спорным, на границе Донецкой и Луганской республик, Максим сделал верный выбор — держался опытных бойцов, они давали дельные советы. Большая часть времени уходила на обустройство быта. Если противник атаковал позиции, то штурм подавлялся молниеносно.

— В украинской армии трупы складывают в белые полиэтиленовые мешки. Наши окопы были в сорока метрах друг от друга. Мы наблюдали, как к отдаленному населенному пункту приехал экскаватор, выкопал большую яму и свалил в нее очень много белых мешков. Братская могила. Без обозначения… — рассказал Максим.

За день до штурма лесопосадки у него и товарища Карела в свободное время появилась мысль, а не разминировать ли им ближайшее поле? Задумано — сделано. Бойцы на пару ликвидировали больше ста мин.

Максим не раз наблюдал, как воюют наемники, которых на передовой немало:

— Французы, когда получат приказ взять высоту, идут по прямой. Им в голову не приходит, что можно высоту обойти и взять без потерь. Иностранные наемники никогда не вступают в стрелковый бой — только пятки сверкают. А потом на нас летит минометный огонь. Хохлы, те стреляют до последнего патрона. Они же тоже русские! Только им мозги промыли. Мы не раз убеждались, как беспощадно с мирным населением обходятся «свои» бойцы бывшего батальона «Азов». Поначалу Химера долго не мог привыкнуть к звукам летящих снарядов, сориентироваться, это наши бьют или по нам? Когда действительно прилетело на позицию, тут уж Максим быстро и навсегда разобрался. Если снаряд летит в нашу сторону, то слышен такой громкий свист, будто разогревается старый дизельный трактор.

— Я даже когда домой вернулся, пару раз ложился на землю – а это трактор заводили, — смеется Максим.

Он веселый по характеру, грустить не любит, но в его рассказе мелькали такие подробности, которые за бравой улыбкой не спрячешь. Он пересматривает репортаж, в котором его группа, такая маленькая с высоты птичьего полета, перебегает от воронки к воронке, а вокруг снаряды взрывают землю, и будто снова переживает этот штурм.

— Мы зашли в лесопосадку и попали под минометный огонь. В середине полосы натолкнулись на ВСУшников. Их было 45 человек, а нас 12. Как ни странно, нам помогло украинское командование. Ему было без разницы, по кому бить. Так они своих же и обстреляли, не жалели никого. Сопротивление оставшихся мы подавили. Двинулись к бункеру, который был нашей целью, и поняли, что после обстрела середины лесопосадки просто нет. Самым страшным были даже не разрывы мин. От них не успеваешь укрыться, даже присесть. Просто отряхнулся, осмотрел себя, крови нет — идешь дальше. Жутко было от криков «трехсотых» (от ред. — раненых бойцов), получивших легкое и среднее ра-нение. Крик стоял, аж душу выворачивал – «Ма-а-ма-а-а!». Мы раненых перемотали, оказали первую медицинскую помощь, зафиксировали время. Перед Карелом, метрах в трех от меня упала мина. Он спокойно сказал: «Я — три-ста». И упал. Больше ничего не говорил. Мы его с Тархом, у которого тоже было ранение в плечо и ногу, метров 500 тащили до высоты, где находился наш блиндаж. Мне этот путь показался адом, — сказал Максим и задумался.

Поднимал на высоту товарища Химера уже один — раненый Тарх был не помощник. Бойцы в переполненной смотровой блиндажа попытались сказать, что мест уже нет. Максим, выбирая выражения, многозначительно перевел на литературный русский язык тот диалог: «Я объяснил, что место найти надо, и они его резко нашли».

— Я понял, что из моего отряда остались я, Адыг и Бек. К нам присоединились ребята из других подразделений — нас стало шестеро. Мы приняли решение продвигаться дальше. В лесопосадке мы узнали, что такое фосфорная бомба. Она, кстати, запрещена для применения на войне. До этого я наблюдал ее только издалека. Это казалось красивым: будто салют или белая занавесочка опускается на землю. Но когда она опускается прямо на тебя, то становится не по себе. Крупные белые хлопья медленно летят вниз, и фосфор выжигает все вокруг: и металл, и дерево, и даже землю на полтора метра в глубину. В этом случае надо очень внимательно следить, чтоб эти хлопья не попали на тебя.

Максим говорит, это был идеальный штурм: никто не погиб, а из раненых никто не останется калекой. Сам Химера не получил ни одной царапины. Кто оставался в строю, вышли из посадки в сторону населенного пункта, перед которым стояла старая водонапорная бочка. На ней сидел пулеметчик. По наводке штурмовиков угрозу ликвидировал танк. К этому времени серьезное подкрепление было на подходе, и засевшие в бункере враги перестали сопротивляться, покинули позицию. Штурм продолжался сутки.

Дома Максим поддерживает связь со своими товарищами на лечении. Многие из них получили боевые награды. У Максима медаль «За храбрость».

Мысль вернуться на фронт не покидает… Но сегодня он один мужчина в семье — отец и брат все еще служат. Решил дождаться, когда кто-то из них вернется.