26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошла самая крупная авария в истории атомной энергетики
Житель Кропоткина Николай Чернухин, который был одним из ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС, рассказал «ОК» о своей опасной работе, вкусе радиации и ее последствиях.
В ночь на 26 апреля 1986 года в четвертом энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции вспыхнул мощный пожар. Так началась крупнейшая техногенная катастрофа в истории атомной энергетики.
Одним из ликвидаторов аварии на Чернобыльской АЭС стал Николай Чернухин.
— Родом я из Ставропольского края, станицы Воровсколесской. Отучился в Невинномысском энергетическом техникуме, позже работал на военном авиационном заводе в Таганроге, после Чернобыля переехал в Кропоткин. А в 31 год я оказался в Чернобыле. Пришла повестка из военкомата. Просто призвали и все. Из запаса. Мы сначала даже не знали, куда именно. Переправили из Ставропольского края в станицу Кавказскую. Я попал в инженерный полк, через два дня нас на поезде отправили в Чернобыль. Уже в дороге мы узнали, куда нас везут, — вспоминает Николай Владимирович.
В Беларусь взвод прибыл через две недели и два месяца находился в 18 км от Чернобыля:
— Прибыв в Чернобыльскую зону, нас в составе восьми человек, прикрепили к Динскому полку гражданской обороны. Честно признаюсь, — было страшно. Никто из нас не знал, как в дальнейшем на нас отразится радиация. Но уже через неделю после приезда нам с ребятами надоело бояться, мы плюнули и решили жить как раньше: в свободное время играли в волейбол, ловили рыбу, просто гуляли, наслаждаясь красотой белорусского леса. Где бы я ни был ни до ни после, больше никогда не видел настолько величаво-прекрасных елей и сосен!
Задача Динского полка гражданской обороны заключалась в том, чтобы сооружать и выкапывать так называемые «могильники». Туда зарывали радиоактивный транспорт, который либо участвовал в ликвидации последствий аварии на станции, либо просто находился на территории ЧЗО (Чернобыльская зона отчуждения) и после замеров показал высокие уровни радиации.
— Знаете, какова радиация на вкус? Она сладкая, а вот запаха у нее нет, — признается «чернобылец».
Николай Владимирович отмечает, что взвод жил в палатках, на территории была баня. Особенно нашему герою запомнилось обилие сгущенного молока в бутылках:
— Если не учитывать весь масштаб катастрофы, то на времяпровождение в Чернобыльской зоне отчуждения не жалуюсь. Было, где спать, где помыться, вокруг такие ландшафты, что голову от красоты потерять можно. Разве что высокая влажность причиняла дис-комфорт. Кормили нас хорошо! Каждому пайки приходили запечатанными, как положено. Я столько сгущенки, как в тот период, больше никогда не ел!
Как-то на их лагерь наткнулся пожилой мужчина. Скрипучим голосом старик спросил молодых ликвидаторов: «Сынки, посмотрите, пожалуйста, я свечусь?».
— Что сказать? Как мы проверим? Было очень жалко местного дедушку, но помочь ему мы никак не могли, — признается Николай Владимирович.
Кстати, работал полк в обычных «афганках», никакого специального защитного обмундирования не было.
— По окончании службы нас отправили домой. Уровень радиации в организме у меня был 23,5 рентгена. В моем случае, облучение ударило по почкам — месяц после приезда провалялся в больнице с пиелонефритом, воспалением почек.
Николай Владимирович развеивает миф о том, что угроза в Чернобыльской зоне существует и сейчас. По его мнению, радиационный фон в Чернобыле сегодня в норме:
— Есть места, в которых он действительно зашкаливает, однако во время экскурсии вы не получите опасного облучения.
И он прав, — для общего спокойствия после посещения зоны отчуждения туристы проходят дозиметрический контроль.
— Думаю, главный урок Чернобыля заключается в необходимости постоянной готовности к любой глобальной катастрофе. И в осторожности экспериментов ученых физиков и химиков. Аварии на Чернобыльской АЭС не ждали, а она случилась, — размышляет Николай Чернухин.
И с этим утверждением нельзя не согласиться.