А корни мои тамычко, на хутири

А корни мои тамычко, на хутири

Кубанская балачка — жемчужина русской культуры

Я поняла, это морок. Есть сверхлюди, которые гипнотизируют взглядом и подчиняют волю других мыслями, Фоменко же своими рассказами на балачке вводит человека в состояние транса.

Галина Гавриловна и Николай Федорович - родители Владимира Фоменко, хуторяне (на заднем сидении мотоцикла). 1966 год

Кубанский говор цветист своей речевой образностью, особой логикой, щедр на сочный юмор, лукавство. Это замысловатая разговорная смесь южно-русского, украинского, греческого с резковатыми «э», «ы» и смачным фрикативным «г», пестротой диалектных слов, несуразностью ударений и переливами интонаций. Кубанская речь дурманит, растворяет во времени, относит в подсознательные ощущения неизведанной истины, таинственной былой реальности.

Для нас, кубанцев, это вовсе не народное творчество, не фольклор, это наш родной язык, которым владели прадеды, отцы и матери. Мы, рожденные в эпоху светской социализации, воспитанные на литературном языке Пушкина (мы — русскоязычные!), помним свою родную речь, понимаем ее нутром и непременно ценим носителей волшебного кубанского диалекта.

Итак, Владимир Николаевич Фоменко — директор Кропоткинского парка культуры и отдыха, командир 1-й Юношеской казачьей сотни военно-патриотического клуба «Патриот», сотник, краевед и родовой казак из станицы Павловской. Тот самый «субэтнос русского народа», свободно владеющий кубанским диалектом. Он удовлетворенно кивает в такт моих слов о бережном отношении к балачке, жемчужине русской культуры, об уникальности и красоте живой речи казаков. А когда я говорю о том, что в Краснодарском крае следует изучать кубанский диалект в школах, то он не разделяет такого подхода:

— Изучать на уроках в школе, значит заставлять. Не надо никогда никого заставлять. Я знаю, что люди вернутся к своим корням, нельзя жить без корней. Но всему есть время…

Как Владимир Фоменко в Кропоткине «культуре» учился

Он родился и вырос в глубоко патриархальной казачьей семье в хуторе Пушкина Павловского района.

— Мий ридный язык — кубанскый. Я ходыв в школу, дэ русскый язык прэподавала учитэльница, яка тоже балакала. Варвара Павловна Межерицкая и щас жыва, дай Бог ей здоровья. Я до нэй приезжаю, она жывэ на хутири Пэрвомайским, так як и заираньше балакае. «А як же вы балакаэтэ, вы ж учитэльница?», — кажу ей. «А я ж така же точно, тико со Старолюшковкы, там вси балакают», — логично рассуждает учительница русского языка. (Павловский район населяют черноморские переселенцы, и кубанский диалект до сего дня живуч в этих местах, поскольку в большинстве своем однородное население сохранилось в этой местности — от автора).

Если у нас попадався, хто балакая по-русскы, то на нёго дывылысь, як на экзотыку. Ось як щас вы дывытэсь на мэнэ, — продолжает Владимир Николаевич и легко переходит с русского на кубанский, с кубанского — на русский.

— Я впервые побачив армянина, колы мини било 17 лет. Хто ж за такый?! Они кажуть — армянин. Як балакаэ интересно! Это вы балакаэтэ интересно.

— Как вы научились русскому языку? — пытаю его.

— Я вам честно скажу: восымь классив закончив так: англывский — «четырэ», литэратура — «пять», русский — «два» и то ни за шо ставыть. Ну шо робыть, я нэ знаю. Собралы там цэй,.. совит и одна бабушка, она учитэльницэй була, кажэ: ну, дашь слово, шо ты ни пидэшь в девятый класс, мы тоби «тройку» поставым. Я дав. Владимир Фоменко с отличием окончил училище культуры, сельскохозяйственный техникум, а девятый-десятый класс он добил в вечерней школе. После армии парню дали направление в институт.

— Ну я приихав в Краснодарский институт, хотив на агронома учица. Оны сказалы: одын экзамэн всэ-такы сдаш — сочинэные… Колы оглашалы оцэнкы, мини попрасылы встать. Лытэратура — «пять», русский язык — «едыныця» Я ж думаю, шо там такэ? А мени, як показалы роботу, там всэ краснэ! В слови шинель — четыре ошибки! Я, як балакав, так и запысав. В инстытут я не поступыв.

Учился русскому языку Владимир Николаевич у людей. Работал слесарем-сборщиком на Кропоткинском машиностроительном заводе, затем перешел в городской парк. И вот худрук очага местной культуры Ксения Николаевна Чугреева вызвала его на разговор, мол, нельзя так современному человеку разговаривать, некультурно это. Ну что ж, Фоменко поднатужился и перешел на русский. И говорит, я заверяю, как по писаному. Только спустя годы Владимир Николаевич стал сожалеть, что пошел на поводу у культработницы. Ну, врэмя такэ було…

Когда Фоменко переживает, волнуется, то не замечает, как все-таки сбивается на кубанский говор:

— Вы вспомнить, як мэнэ на собраныэ поставылы выступать пэрэд всэмы. Я як начав, чую тыхо в зали, и я поняв, шо балакаю. От волнэныя забув русскый язык. Так же и в краи, колы вызывалы. И щас сбываюс. А колы до дому приихав, мама мени кажэ: «А шо, сынок, ты по-нашому ужэ ня балакаэшь? Якый ты чужый став, як ны знащих». А я кажу: «Ну мамо, я жэ срэди людэй роблю».

Батько

— С батькой (мне было шесть лет) возылы сояшныки (подсолнухи), их надо було рубать, и до дому вэзты, — рассказывает Владимир Николаевич. — Тода ж топылы сояшныкамы, кизякамы, кукурузянныком. Но дило ны в том. Мы робылы, робылы, а вэчэром нужно було конэй гнать в колхозну конюшню, а до нэй киломэтра два. До дому тоди далэко ийти. А батько каже: давай, сынок, я на мотоцыкли слидом, а ты коньмы поидышь (хто щас шестилэтнего пацана на конэй посаде в брычку?). Я на тих конях як погнав, воны як поныслы! Я сидив, дэржався и нычого. Прыихалы. Батя кажэ: ну шо ты, спужався? А я кажу: а я шо, ны козак? А у нас так и балакалы, як шо хочют спытать, то всида кажуть: а я шо, ны козак, чи шо? И цего достаточно було. Спужався ты, чи ны спужався…

И батько мий, Николай Фэдоровичь Фомэнко, балакае, хочь и быв замдиректора совхоза. А ще мини нравылось, шо у батькы ны одного посытытэля в приемний ны було. Прышли люды — заходте вси. Шо? Кому комбикорм выпысать, кому масло, кому мэду. Вын сразу рэшав. Вын и мэнэ учив всида: жалий людэй.

Так били или не были казаки своих жен?

— От показують в кыно — козаки своих жинок былы. Ны знаю, у кого былы, но в хутирие я ни помню шоб хто-то побыв свою жинку. Хутир манэнькый, хат на сорик, дитэй було багато. У нас матэ, бабушка — они вси булы на первом мисти. Вродэ бы батько и глава сэмьи, и дид глава сэмьи, а воны в доми хозяйки зо всим.

Як казалы: жинка ни вмишываеця у дела мужа, так же як и муж ни вмишываеця в дила жинки. Ны муж для жины, а жинка для мужа. Я зараньше думав, шож так? Оказывается, цэ в церковних пысанях було роспысано.

Дида Фэдира Елисеевича як забралы на службу, так и пишов, на год одислалы. Побув тай опять пишов. Вин нэ успивав даже надышаця той жинкой и дитьми. Колы ему було врэмя кого-то побыть чи поучыть. Тай чему учыть, як шо на нэй всэ хозяйство. И в сэмьи у мэнэ так же с жинкой, хоть она у мэнэ и метиска: теща — наша, а батько у нэй воронэжский. И в симьях у пацанив моих тож так.

У казаков одна дорога

— Старшый у мэнэ военный, — продолжает Владимир Николаевич. — Як диды булы на служби, так и вин. Тико и знаимо: то там вин, то там, тай по тэлэвызору бачилы. Був штурм школы в Бэсланэ. Я приходю в обид, а жинка стоить перед тэлэвызором на колинях. Шо такэ? Она каже: щас Сергея нашего показуют. Да то тоби показалось. Я на тилифон названюю, а там автоматные очэрэды шарахают: «Сынок, ты дэ?». А вин: «Та я тэлэвызор дывлюсь, потом позвоню». Да я тоже дывлюсь… До дома прыйшов контуженным, лева рука ны стакан, ны ложку нэ дэржала. И наш Пашенко (доктор-невролог) его лечив таи выличив.

…Так шо от тих казакиов до цих казаков — у нас одна дорога. Я тилько просю: сынок, ну головы не ложы куды попало. А вин: у мэнэ целый батальон, я за кого довжин сховаця?!

Летом ёго диты у нас в гостях. Старшэму — 14, манэнькому — 10. И вони тожэ балакают. Кажуть: дедушка, давай мы будэм с тобой по-нашому балакать. А правда, шо цэ наш ридный язык? Внукы мои, як я вам можу казать другым языком. Як шо тико так. Жива була моя мама, вмэрла три годы назад… Пока манэнькы булы издылы, вы ж помнытэ, як балакала ваша бабушка. Оцэ так ось с примэра на примэр и воспытую, учу.

Как Фоменко в пионеры не приняли

— В чэтвэртом класси мэнэ нэ принялы в пионэры.

— Чего?

— Я тожэ пыдняв вопрос: чого? Плачу дома. А бабушка: «Як ны прынялы?!». Так вона мэнэ за руку и к директору школы. Той — фронтовык, хороший був дядько. Увечье у него на руци було. Выслухав. «Его не прынялы за то, шо вин билогвардеиц», — говорит бабушка. А шо мени було робыть, як шо предки булы уси билогвардейцы. Ну, давайте тих людэй, якы стоялы за царя и свий строй, за присягу, позвэм врагами. Воны шо, ворогы? Ни. А шо, воны мэньше любылы Россию? Ни. А шо, воны мэньше воювалы в Пэрву мырову войну? Ни. А во Втору мэньше воювалы? Ни. Но так захотилось комуж. И шо интересно, я утром пыдходю до школы, выбегае мий двоюродный брат и цыпля мени пионэрскый галстук. Ны в школи, мы на вулыци. Так я билогвардейцем и прожив, и всэ нормально. Жуву!

Бабушкины небылицы

Бабушка Владимира Николаевича — Александра Поликарповна, рассказывала были и нэбылыци, и вси воны заканчувалысь так: «И жылы воны довго тай щаслыво». Ее воспоминания сплытаюця в красывэ нариднэ словинэ полотно.

«Прыходю я до Маньки, крычу-крычу, а еи нэма, — вспомына бабушка. И постучать нэ можно — заборы були тоди из комыша. Заходю, бачу — стоить винык, пыдпэртый у двэри. Цэ значие, шо в хати нэчистый дух. Винык отставила, открыла двэри, а та як заскрыпыть! Я спужався (манэнькый був тоди з нэй). — Бачишь, скрыпыть, нэдоволин значыть. Пишлы в хату, — каже. — Ни, ни, ни! И пишлы мы до дому. А потом чуэм, крычыть:

— Шо цэ ты, Шурка, прыходыла?!

— Дэ тэбэ лыхо носыло?!

А та хоть бы казала: шо на городи, а вона усий своей мисной балачкой в такие дэбри нас завыла — шо со стороны чи ни поймэшь, дэ вона була и чи була дэ или дэж рядом була.

— Та ось, дротына упала, я и побигла… то-тэ, то-тэ, покы еи зробыла тай на мисто поставыла, вырнулась, дывлюсь — виныка нэма. Думкаю, ну всэ, тоди всэ нормально, но хто-то прыходыв. Мэтнулась до забору — бачу, вы он пишлы».

Вот логика женщины и балачки (смеется Владимир Николаевич). А вот еще бабушка рассказывала.

— «Бачиш, в хате хфиртачка открыта?

— Бачу.

— Чий-то дух пришов. На той нэдили помэрла баба Ганна, ото мож вона и прыходэ.

О-о-о… (с нарастающей зловещностью продолжает казак). Мы по людскым хатам ны ходылы. Оцэ щас ходють, та викна лазют. Та куды там! В двэр еще зайдэшь. А шоб в хату? А вдруг там чий-то дух? (смеется). Оцэ цим духом можэ нас и налякалы, шоб нэ лазылы.

Но зато идэ по улыцэ стайка пацанив, нам по шесть, або восим годив, соплывых братив з собой тяным. Маты на роботэ, батько тож. Дид сыдыт, палка пид пидбородком, дрима.

— Стий!

Ну, мы вси сталы.

— Яблокы будытэ?

— Будым.

— Марфа! Нэсы пирижкы!

Накормили нас, и пошли мы дальше. Дэ-то молоком напоють, дэ-то хлиба дадуть. До дому прыходыли, а маты каже: а шо цэ вы ны элли нычёго? На столи всэ стоыть. А мы ж проходылы по хутиру, нас усих накормылы. Тоди ныхто ны розбырався чии диты, свои чи ни.

Ведьмы на хуторе

— А правда говорят, что на хуторах ведьмы водились?

— Слухайтэ шо зо мною було! (встрепенулся Владимир Николаевич). О цэ як раз я помню хорошо. Я утром встав ранком шо-то… А-а! Дид кажэ: на пасыку еидым. Сыдым мы с дидом быля двору. А я кажу: «Дэ бабушка? Шо она сготовыла исты?». А вин вдруг каже: «Твоя бабка видьма. Ото, дывысь…». И мы бачим… А там у рички, в огороди, в тумани жэнщыны парють над зэмлэю.

— У вон тамычки — ще видьма, и вон, а вон твоя бабка. Як же она лита! Ото так, я з видьмой и жыву.

А воны як литають, як мырцають… Я по сэй дэнь помню отэ.

Прышло врэмя, сыдым мы вэчэром с бабушкой, а я и кажу: «А шо диду каже, шо ты видьма». Вона, конечно, сказала, кто вин е на самом деле. Ты его, мол, бильше слухай. А я кажу, шо сам бачив, як оны там на шабашують… Бабушка рассмиялась. А тут дивчата пыдишлы по вулыци, лэт по 17, воны ходють позна хутира, за рукы взялысь, и писни спивають, одна пэруш другой.

— Ну, ладно, дывысь, — вдруг кажэ бабушка.

Слухайтэ… Пыдоходють до нас дивчата… бабушка на ных подывылась, а воны взялы так подолы и загорнули вверх над головамы и так пышлы… О цэго я ны колы ни бачив! А ыоны пышлы мымо.

— Ба, а я так сможу?

— Колы то сможишь… Як шо научу…

Бабушка вмэрла, и всэ, а я так и ны узнав.

— Оцэ всэ так и було? — ошарашено спрашиваю я, переходя на балачку..

— Гипноз. А вы кажитэ видьмы… Я скильки ждав, колы я так сможу. И замитыв самэ главнэ: я с дитворой прозанимався тут 30 лит, и знаю однэ: як шо я еыду з нымы, то з нымы ничего, ну ничого нэ произойдэ. Уси мы нэзримыми нытьямы прывязаны друг до друга.

Старый хутор

Мама кажэ: «Впав Лешка до долу, отряхны, пиды тай погудуй його». Шо я сказав?

— Не пойму.

— Упал Лешка на землю, подними и покорми его. Оцэ своэ, оттиля (бьет себя рукой в грудь). Ось щас я цей с своей старостью всэ чащэ и чащэ воспомынаня пышу, шо було до рэволюции на том старом хуторе Милашевича. Бачете, я ни такый дюжэ пысатэль, но спать нэвозможно, седня опять в чэтырэ часа утра встав. Ну шо мени мишае лэжать? Шо у мэнэ диты ны кормлыны? Ни! Вставай! Оны диктуют, а я пышу. Через строчку чую, як оны балакают. Вы ни прэставляете, я ходю мэж нымы и бачу ихнюю одэжу. Я думаю, надо провирыть. И в Краснодаре, в государственном архиве документы по цэму хутиру находю. Действительно, в 1834 году бабушкин прадед купыв хутир у казака Лашко, а мини продыктувалы, шо вин був Степан Лашкарь. Даже фамилии сходылысь!

Едым як-то с баьушкой, в 76-м году, едым. Вона: «Стий! Бачишь два дэрэва торчат? Ото там над ричкой був наш хутир. Папа им владыв послидный, пока его ни раскулачылы».

Нашев я еи батьку, ездил в край, в ФСБ, нашев я его докумэнт, мини далы его почитать. Вин прыйшол с войны Пэрвой мыровой, пуля у груди навылит, дважды був тяжэло ранэн за царя. Прыйшов урядныком, дальше рэволюция. А вин еи ни прыняв. Того шо присягу давав царю. Вин вообще бачив царя, и дочкы его прыходылы в госпытал, оны з нымы хфотографырывалысь. Булы и хфотографыи. Бабушка сказала, колы красни прыйшлы, особля писля 33-го, колы по дворам ходылы, по сундукам лазылы, нашлы хфотографыи и покыдалы в пичь…

Одна женщина прочитала мою пысаныну, казала, шо всю ночь над судьбамы людэй проплакала…

Ого цэ лышне! Не хфотографыруйтэ мэня, не вздумайтэ хдэ показать! Мэнэ жинка будэ опять лаять! Шо цэ я разкрасувався?

«Я не хфилолог, но шесть брошюр по истории края напысав, тай бильше сорока статьив по истории края и своих ридных станыць. Люды вэрнуца к корням, нэльзя жить без корнэй. Мама помэрла и я дюжэ почувствовав, шо корни тамычки, на хутири и обирвалысь. Я щитаю, шо ще будэ балачка. Всэ ривно вэрнуца к своим. Ось разни нацыональности, ти жэ армянэ, дагэстанцы, оны жэ балакают на своем. А шо ж мы не довжни балакать по своему?»

Сижу в кабинете у него, уйти не могу. Жалко разорвать это великолепное сплетение его мыслей, историй, баек и шуток. Слушала бы и слушала… Иди уже в свою редакцию. Поднялась, ушла, забыла крышку от фотообъектива, блокнот… Я ж говорю, морок. Мабуть ще вырнуся, раз оставыла свое.

Владимир Фоменко награжден грамотой Управления президента РФ по вопросам казачества за личный вклад, активное участие в возрождении Кубанского казачества и воспитания подрастающего поколения.

Отмечен Благодарностью департамента культуры Краснодарского края и нагрудным знаком отличия «За безупречную службу Кубанскому казачеству».

Приказом КГКО Кубанского Казачьего Войска награжден почетным знаком «За заслуги перед казачеством» III степени.

Удостоен почетного звания «Заслуженный работник культуры Кубани».

Награжден главой Кавказского района знаком «За усердие» и медалью «70 лет образования Краснодарского края».

Находясь в составе России, Кубань всегда была и останется краем, сохраняющим свое своеобразие. В том числе неповторимую красоту говора — балачки.

Балачка не имеет официального статуса в субъектах Российской Федерации, являющихся территорией ее распространения, и не используется в качестве основного языка обучения. В России официально рассматривается как диалект русского языка. В быту употребляется преимущественно пожилыми станичниками. Использование в культуре заключается, прежде всего, в исполнении песен фольклорными коллективами, включая знаменитый Кубанский казачий хор.

В 1998 году на Новом телевидении Кубани, крупнейшей местной телерадиокомпании, регулярно выходила десятиминутная передача на кубанском диалекте: диктор на фоне видеоряда озвучивал исторические анекдоты и забавные рассказы, связанные с Кубанью.

А в 2004 году краснодарские филологи предлагали кодифицировать балачку и использовать ее в местных СМИ, аргументируя это тем, что немалая часть жителей края проживают в сельской местности, и информация на балачке (в том числе и официальные распоряжения губернатора) будет лучше усваиваться кубанцами.

В 2005 году во всех кубанских школах введен в качеств обязательного предмет «Кубановедение», программа которого включает в том числе и ознакомительные уроки по балачке.

В 2010 году широкий резонанс вызвали выпуск «Кубанской азбуки» и предложение группы ученых Кубанского госуниверситета ввести преподавание на балачке в школах Краснодарского края.

12 сентября 2010 года в этнотуристическом комплексе казачьей станицы Атамань впервые с большим размахом прошел конкурс балачки и «День балачки».

Марина Смирнова

ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ  

Hi!