Виктор Цой был культовой фигурой заката Страны Советов

Тридцать лет назад,
15 августа 1990 года,
молодой человек ехал
на своем новеньком синем «Москвиче-2141» с рыбалки
и врезался в автобус. Насмерть. Это случилось
в Латвии. Ему было 28 лет.

Почему же вся наша огромная страна помнит это событие,
и в этот день звучит из каждого ТВ и радиоприемника его бессмертное «Группа крови на рукаве…»? Да потому что Цой жив! Он живет, его песни живут, даже рассказы о его недолгой жизни живут, а значит, изменяются — он приобретает новых «лучших друзей» и становится символом очередного поколения. Стены Цоя собирают фанатов, памятники ему ставят, хоть он их
и не любил.

Алюминиевые огурцы

То было смутное время надежд и разочарований. Последнему генсеку некогда «великой и ужасной» компартии осталось править несколько лет, страна не знала, что скоро она изменится навсегда, железный занавес медленно поднимался, Берлинская стена еще стояла,
а капли свободы уже основательно подточили камни тоталитарной системы. Очереди
в магазинах становились длиннее, продуктов становилось меньше, анекдоты политичнее, в общем, конец 80-х — это апогей заката последней великой империи.

С экранов телевизоров выступали Алла Пугачева и София Ротару, а молодежь слушала совсем другую музыку. Она впоследствии получила название «Русский рок» и выражала настроения того времени, была близка и понятна студентам.
С начала 80-х официальный репертуар на телевидении (на всех трех каналах) сильно отличался от музыки на дискотеках
и в квартирах советской молодежи, эдакий двойной стандарт прошлой эпохи.

Массовое распространение магнитофонов, легкость записи с пластинок или других кассет создало целый подпольный рынок музыки. В маленьких ларьках на любом рынке страны можно было купить записи западных звезд
и наших музыкантов, которых не показывали по телеку, но знали их все — «Машина времени», «Аквариум», «ДДТ», «Кино», «Алиса», «Ария». А кто-то слушал «Ласковый май», «Комиссара» и «Мираж», но сегодня не о них. В 1987 году в Ленинграде я впервые услышал песни Виктора Цоя на очередном хипповском квартирнике, тогда уже были его первые альбомы — «45», «46», «Это не любовь».

— Кто это такой вообще, «пипл» (так обращались друг к другу на тусовках)? — спросил я тогда и натолкнулся на негодующие взгляды, кто же не знает группу «Кино».

Мама, мы все
сошли с ума

Кстати, если кто не силен в фами-
лиях, Цой — очень распространенная фамилия в Корее, как Иванов у нас, например. Так я плавно подошел к своему восприятию музыки «Кино» и личности Виктора Цоя. С лидером группы «АукцЫон» (тоже питерские андеграундные рокеры) Олегом Гаркушей мы учились
в одной «шараге», правда с разницей в семь лет, но он часто приходил в родные пенаты брать аппаратуру напрокат или записывать музыку. Тогда редко у кого была своя техника, в основном, она принадлежала комсомольским организациям, а я скромно возглавлял одну из них, так мы
и познакомились.

Лидеров комсомола два раза
в месяц собирали в Куйбышевском райкоме, читали длинные нудные речи о тлетворном влиянии Запада и группах молодежи под общим названием «неформалы» (целью было сделать их «формалами», то есть образцовыми строителями коммунизма, вернуть нормальность, чтобы смотрели телевизор и не жаловались). Эти хиппи, панки, металлисты и прочая «нечисть» образ советской молодежи, говорили дядьки
в костюмах, а потом шли делить путевки в Югославию, французские духи и прочие номенклатурные блага, которые распределялись между своими.

Мы кивали, писали липовые бумаги о проделанной работе
и внедрении в ряды врага, а потом помогали музыкантам (так и Ленинградский рок-клуб создали, кстати) и художникам по мере своих скромных сил. После собраний в райкоме мы доставали сумки и джинсы с намалеванной «пацификой» и прочие атрибуты «неформалов» и шли в народ. В кафе «Сайгон» на Нев-
ском, где мрачные типы пили одеколон, а мы просто кофе, рок-клуб на Рубинштейна, по квартирникам (так назывались маленькие концерты для своих
в коммуналках) и прочим злачным местам. Слушали рок, смот-
рели хорошие фильмы, знакомились с художниками (типа знаменитых «Митьков»), музыкантами, поэтами, режиссерами. Что я могу сказать — было весело!

Песни «Кино» тогда считались несколько дворовыми, простые слова, мотив немного эстрадный, хоть и первые альбомы были написаны явно под влиянием «Аквариума» с великим Борисом Гребенщиковым, большим мастером аллегорий и привлечения двадцати экзотических инструментов для записи одной песни. В каком стиле пела группа «Кино»? Панк, не панк, рок, тоже вроде не рок, но фанатов становилось все больше.

После съемок в «Ассе» и «Игле» Цоя знали все, и толпа почитателей была просто огромной. Но Виктор был скромным, даже застенчивым в обычной жизни, работал до 1987 года в котельной и даже в бане (смывал брандспойтом грязь, попросту говоря), денег у него особо не было,
а семью надо было кормить. Фирма «Мелодия» уже выпустила
и продала его альбом двухмиллионным тиражом, не заплатив музыкантам ни копейки, таковы были реалии тех дней.

Ты выглядишь
так несовременно рядом со мной

В том же 1987 году Цой уехал в Москву, стал жить на два города. Жена Марьяна — милая
и добрая девушка с маленьким ребенком ждала его в Питере,
а изысканная Наташа, она же роковая страсть — в Москве. Он даже пытался свести их и надеялся на женскую дружбу и боль-
шую семью — они гуляли вчетвером по улице им.Рубинштейна, обнимались и даже смеялись, мы наблюдали за их романом, и это было нормально тогда. Даже я, парень не первой красоты и ума встречался с двумя девушками, одну я любил,
а со второй было просто удобно, а он же музыкант, талант.

Хорошо помню его поездку
в Эстонию с концертом, без группы, об этом написано много, моя вторая девушка сказала тогда: «Ну что мы все с какими-то алкашами ездим по Прибалтике, хватит уже его фотографировать за бесплатно». «Это же Цой, лидер группы «Кино», — говорил я. «Вот именно, одни алкаши вокруг».
А тем временем из тюрьмы вышел Айзеншпис, став продюсером «Кино» — он быстро разглядел потенциал группы, и музыканты окончательно обосновались в Москве. В последующие годы они собирали стадионы по всей стране, и наши пути разошлись.

Закрой за мной дверь,
я ухожу

Зачем я пишу об этом сейчас? Зачем вспоминаю те дни, ведь пленки и фотографии были раздарены (за них сегодня можно было бы получить кучу денег, но я не жалею), упоминаю странных девушек, мрачный Питер, который был еще Ленинградом, свои клевые (так тогда говорили) джинсы?

Это была наша молодость. Мы прожили в итоге странную жизнь — женились, заводили детей
и котиков, копили доллары
и проклинали очередную власть, встречали много одинаковых Новых годов и плохих друзей, а он — нет (может, к лучшему, есть и такая версия его гибели). Виктор прожил 28 лет. Всего двадцать восемь. Три последних года жизни Цой был знаменит и востребован, он стал хуже писать, но играл много концертов, наконец-то не думал о деньгах
и делал то, что хотел. Как музыкант, Виктор всегда хотел играть
и петь людям, даже если делал это бесплатно.

Его песни просты и понятны на первый взгляд, но они, как шкатулки с двойным дном. По мере взросления, ты это понимаешь, заглядываешь под потайную задвижку и видишь… себя. И это страшно для одних, весело для других, вообще никак для третьих. Виктор Цой повлиял на жизнь и судьбу целого поколения, ведь и у такого циника, как я, пять-шесть его песен всегда
в плейлисте даже сегодня, спустя 30 лет. Был ли он романтиком? Да. Был ли он трибуном? Да. Был ли он пророком? Да.
И еще много кем этот музыкант был для нас. Звездой по имени Солнце, лучше и не скажешь.

Я не буду писать про аварию (там все неоднозначно), не буду писать про каверы (это на совести новых звезд), не буду говорить, что в 1989 году его признали лучшим актером СССР (где тот СССР?). Я просто вспомню
15 августа о нем. Включу погромче первый его альбом «45» (сколько мы продали этих кассет, не счесть, имели по целому рублю с кассеты, что радовало тогда бедных студентов), налью в стакан его любимый напиток (ну, похожий максимально) и напишу письма друзьям той поры. Один стал очень крутым режиссером, другой поэтом, третья пишет программы для ядерных ракет. Письма, конечно, не отправлю, потому что «нефиг ворошить прошлое». Может, даже закурю его любимую сигарету (жена не одобрит). И повторю его слова — жизнь стоит того, чтобы умирать, а смерть стоит того, чтобы жить.

И кто не понял, почему же Виктор Цой — последний герой, послушайте его песни, наверняка пара из них вас зацепит и это навсегда.

Виктор родился в простой питерской семье инженера и учительницы физкультуры 21 июня 1962 года, был обычным советским ребенком. К 12 годам он открыл
в себе таланты художника и музыканта
(мог отстучать любую мелодию). Легко поступил
в среднюю художественную школу, в которую брали всего 40 детей в год со всего Ленинграда. Потом было художественное училище имени Серова, оттуда его отчислили за тотальную неуспеваемость и Цой
с горем пополам оканчивает вечернюю школу и ПТУ по специальности «Резчик по дереву», от того времени осталась его привычка вырезать японские фигурки нэцкэ (маленькие скульптурки из дерева) в свободное время. Уже в 80-м играет на бас-гитаре на одном
из рок-концертов группы «Палата №6».
Круг его общения начала 80-х годов — знаковые для ленинградского андеграунда фигуры: Алексей Рыбин
из группы «Пилигримы», Андрей Панов
из «Автоматических удовлетворителей»,
Майк Науменко из коллектива «Зоопарк»
и Борис Гребенщиков. С последним Виктор познакомился
в электричке, тут же спел песню «Мои друзья всегда идут по жизни маршем» и БГ (так кратко называли Бориса Гребенщикова) впечатлился талантом Цоя, помогал ему записывать альбомы, ну и… злоупотребляли вместе, как водится.